Черная магия, мистика, американский шпион и тайная лаборатория КГБ

К слову, о суфиях. Просматривал когда-то отзыв В. Олсуфьева (Холодкова) на книгу Анатолия Арлашина «Четвертый путь вверх». Обнаружил там, что Олсуфьев упоминает моего покойного тестя Виктора Васильевича, правда, перепутав одну букву в фамилии:

«Я помню, как группа молодых «Гюрджиевцев» жила в доме барачного типа, который примыкал к забору Бутырской тюрьмы. На что жили – непонятно, но жили. И весело... Еще я припоминаю в этой связи историю, которую мне рассказал Вася Максимов. Над ним в то время «учительствовал» его приятель некто Виктор Кужинашвили. Должны были прийти гости и Виктор дал Васе задание: обеспечить еду, но затратив только... один рубль. Может, это была чисто «рабочая» задача, а может денег не было совсем. Скорее, и то и другое. Вася с гордостью рассказал, как он вышел из положения: купил муки и напек блинов. Да, было время...»

Тут требуется пояснение. «Вася Максимов», он Василий Павлович  Максимов, тот самый, кто подарил советскому читателю Кастанеду. Переводы Максимова в самиздате, помнится, я читал в студенческой библиотеке Главного здания МГУ. Там их, разумеется, не водилось, просто это было удобное место, где мы встречались с подружкой вместо занятий и штудировали принесенные с собой тома Кастанеды. Максимов выведен в образе Чапаева в романе Пелевина «Чапаев и Пустота». Он же был учителем Пелевина по эзотерической линии.

Так что вырисовывается такая линия передачи: Виктор Васильевич – Максимов – Пелевин. Олсуфьев дает следующую сноску к своему пассажу про советских гурджиевцев и тестя:

«Виктора я видел, кажется, только раз. С горячей словоохотливостью, свойственной людям его нации, он что-то рассказывал о Идеях. Про него говорили, что он большой практик в Четвертом Пути. А именно: по слухам, он каким-то особенным образом сгибал пальцы (или один палец), чтобы лучше вспоминать себя. Кто знает, может и сейчас сгибает...»

Отсюда ясно одно: ничего из того, о чем сам пишет, Олсуфьев не понял, но кое-какую фактологию передает верно.

Когда я спросил тестя про палец, который он загибает, тесть расхохотался и в свойственной ему манере отшутился – что-то типа, что он всю жизнь загибал только один, «ну ооочень бооольшой палец», и может и сейчас его достать и загнуть.

Но кто же был учителем самого тестя? Кое о чем он рассказывал мне, когда мы чаевничали по ночам в его прокуренном и забитом от пола до потолка странными приборами, колбами и пробирками кабинете.

Арлашин приводит историю своей школы, возможно, частично мистифицированную. Он якобы был учеником Федора Веревина, последнего уцелевшего ученика самого Гурджиева. С 1968 по 1972 г. ученики Веревина работали в Москве на Чистых прудах под вывеской лаборатории биоинформации. Эта лаборатория занималась изучением идей «четвертого пути» и исследованиями экстрасенсорного восприятия. Аркадий Ровнер в своей книге «Гурджиевское движение в России 1960-х и 1970-х» ссылается на Арлашина и пишет, что якобы существовали разные группы гурджиевцев – литературный кружок писателя Юрия Мамлеева и поэта и философа Евгения Головина, группа психолога-самоучки Бориса Кердимуна и художника Владимира Ковенацкого и группа Арлашина, – все так или иначе связанные с Веревиным. На самом деле, никаких разных групп не существовало. Все это была более-менее одна компания. Ровнер познакомился с некоторыми людьми из этого круга уже после его раскола. Олсуфьев тоже не застал того времени. Его воспоминания чересчур пристрастны, им движет личная обида что на Кердимуна, что на Арлашина, однако он более точно пишет о том, что происходило до него – по крайней мере две первые из упомянутых Ровнером групп на самом деле были одной группой друзей, куда входили и Кердимун с Ковенацким и участники мамлеевско-головинского кружка. Я столь подробно останавливаюсь на деталях, поскольку это важно для дальнейшего рассказа – откуда идут истоки увлечения этих людей гурджиевскими идеями.

Описанная Арлашиным лаборатория биоинформации существовала на общественных началах, не получала финансирования и возникла сильно позже, чем по-настоящему серьезная и секретная лаборатория по изучению телепатии (хотя пересечения с ней и ее сотрудниками были). Она называлась «ящик №241» и находилась на Таганке. В ней работал мой тесть. Еще в 15 лет он заинтересовался необычными явлениями, после того как на его глазах вор загипнотизировал женщину в магазине. К работе в лаборатории его, тогда еще совсем молодого парня, привлек знакомый семьи психиатр Дмитрий Георгиевич Мирза (аристократ по отцу и племянник Утесова по матери). Фронтовик Мирза после войны работал в научно-исследовательском КБ у Берии, где изучал возможность телепатической связи между подводными лодками. Его первая собственная лаборатория была основана еще в конце 50-х годов. В лаборатории Мирзы тесть познакомился с другим психиатром Кириллом Леонтовичем, дядей своей будущей жены, соответственно, моей тещи. Единственное подробное свидетельство о работе «яшика №241» оставил как раз К. Леонтович (с которым довелось общаться и мне). В нем он рассказывает о том, как в лаборатории разоблачали мошенников экстрасенсов. В рамках исследования паранормальных способностей там экспериментировали и с психоделиками. Я об этом писал в своей «Книге живых». Боковым образом это упоминает и Олсуфьев в рассказе о художнике Владимире Ковенацком, правда, как всегда в стиле «слышу звон, не знаю, где он»: «Я не помню, как называлась организация, о которой идет речь. Возможно, это была небезызвестная лаборатория биоинформации (нет, не она - И.Ф.), а может и нет, но помню, что главным руководителем этой затеи был Соломон Григорьевич Геллерштейн. В то время эти люди изучали воздействие психотропных веществ, в частности, псилоцибина. Сейчас многие (к большому сожалению), знают, что такое псилоцибин, ЛСД и пр., а тогда это дело было новое. Борис Кердимун был знаком с Геллерштейном, который однажды предложил Борису участие в опытах. Им нужны были добровольцы, на которых можно было испытывать действие препаратов. Кердимуну их опыты были интересны (а, может, хотелось помочь знакомому), но пробовать на себе было как-то боязно... Тогда он нашел выход: сагитировал своего друга Володю быть «подопытным кроликом». Вова вообще не умел отказывать. Сам Борис тоже принимал участие, но как наблюдатель. Знаю, что, в частности, Володю побуждали рисовать под воздействием препарата».

Дмитрий Георгиевич Мирза действительно руководил лабораторией совместно с психологом Соломоном Григорьевичем Геллерштейном, основателем советской психотехники. Интересующимся, кстати, рекомендую статью Геллерштейна «Можно ли помнить будущее?». «Вообразим хотя бы такой случай. Человек в возрасте 35 лет — усилием ли воли, силой ли воображения, под действием гипноза, опиума, гашиша или специального фармакологического препарата, в состоянии ли душевного заболевания, наконец, благодаря ли особому дару сценического перевоплощения — сумел возвратить себя в какой-то период своего же прошлого. Он как бы мысленно повернул «машину времени» вспять и очутился в эпохе ранней своей юности, когда ему было 15 лет…»,  –  писал Геллерштейн в 1967 г.(!), незадолго до смерти.

К.Леонтович рассказывает об одной стороне их деятельности – исследовании телепатии и экстрасенсорных способностей. Олсуфьев о другой – экспериментах с психоделиками. Но чем в целом занимались лаборатории Мирзы/Геллерштейна? Информации об этом вы не найдете, что и неудивительно. Ведь они была секретными, действовали под эгидой Минобороны и КГБ. Люди, сталкивавшиеся с их деятельностью и почерпнувшие от их руководителей сведения об оккультных науках, суфиях, йогах и «четвертом пути» Гурджиева-Успенского, были вынуждены либо молчать, либо выдумывать небылицы о своих мифических учителях и вести от них свою биографию. Здесь я перехожу к самой интересной – на мой взгляд – части своего исследования.  

Мне посчастливилось отыскать на сайте ЦРУ рассекреченный в 2010-х гг. доклад Томаса Гамильтона «Советские и восточноевропейские парапсихологические исследования» от 1977 г. Как сообщается в докладе, исследования проводились тайно под прикрытием публикаций в прессе о ненаучности парапсихологии. Любые открытые публикации в научных журналах были запрещены. Засекреченные исследования охватывали практически все области парапсихологии, но особое внимание уделялось тем направлениям, которые, по мнению советской стороны, имели наибольший потенциал для использования в разведывательных и военных целях. К ним относятся ясновидение (дистанционное наблюдение) для получения разведывательной информации об удаленных объектах, недоступных другими способами, телепатия для дистанционного воздействия на физическое и/или психическое состояние людей и телепатия для создания тайных, возможно, необнаруживаемых каналов связи. Также к ним можно отнести психокинез, позволяющий влиять на работу удаленных электронных схем.

Центром тайных исследований являлась Москва. Министерство обороны и, возможно, КГБ финансировали часть программы, при этом КГБ играл доминирующую роль в контроле и координации исследований.

Наиболее значимые исследования в 1960-е годы проводились под руководством Д.Г. Мирзы и С.Г. Геллерштейна. Их деятельность, охватывавшая широкий спектр прикладных парапсихологических исследований, как полагают, поддерживалась Министерством обороны на трех "исследовательских" объектах. Эти три объекта (М1, М2 и М3) образовывали функциональную единицу, что позволяло разделить людей и исследовательские проекты на отдельные уровни секретности и безопасности. Объект М1 (на Таганке) представлял собой небольшую лабораторию, на базе которой можно было проводить встречи и оценку потенциальных сотрудников и заявленных экстрасенсов, не раскрывая ни масштабов секретной программы, ни ее персонала. Серьезные прикладные исследования в этой лаборатории не проводились. Лаборатория М2 (под эгидой Института проблем передачи информации) была более крупной, чем М1, и в ней работали компетентные, серьезные исследователи, деятельность которых контролировалась КГБ. Наличие объекта М2 позволяло проводить серьезные, но несекретные исследования, не подвергая секретные проекты опасности попадания в поле зрения несекретного персонала и не требуя предоставления допусков большому числу дополнительных сотрудников.

Объект М3 (институт на Воробьевых горах), укомплектованный техническим персоналом и исследователями, ориентированными на прикладные задачи ясновидения, телепатии и йоги, служил базой для проведения тайных исследований. Как сообщается, исследовательская деятельность и существование объекта рассматривались как информация ограниченного доступа. Исследовательские данные, полученные в M2, и полезный опыт, полученный в M1, регулярно предоставлялись исследователям в M3, и, следовательно, их деятельность могла быть направлена на более эффективное и непосредственное проведение продуктивных исследований. Кроме того, секретный статус института в сочетании с материально-технической поддержкой и "политическими" полномочиями КГБ и Минобороны давал исследователям широкую свободу действий в достижении своих научных целей.

Примерно в 1969 г. Советы, по сообщениям, создали новый объект (М4) для исследования черной магии. Этой группе во главе с Д.Г. Мирзой были поставлены задачи по выявлению, обнаружению и оценке возможностей колдунов, ведьм и используемых ими заклинаний. В то же время деятельность объекта М3 якобы была рассекречена. Статус М4 на момент создания доклада неизвестен, его фактическое существование и цели не были подтверждены. Возможно, он продолжал действовать, но не исключено, что к тому времени Советы восстановили деятельность объекта М3 как часть секретной программы и/или отказались от черной магии как от основной научной субдисциплины. Есть и другая возможность. Тот же источник, которому сообщили о создании М4, ранее сообщил, что люди, которые были ознакомлены с подробностями о тайной программе, были «дезинформированы» до того, как их отстранили от программы. Поскольку источник получил информацию об объекте черной магии, пока ждал эмиграции из СССР, это также могло быть попыткой дезинформации.

Возможно, источником, который сливал информацию ЦРУ, был Кердимун – он как раз в это время готовился к отъезду в США. А может и нет, остается только гадать. Но какое отношение к лаборатории имел Кердимун? Ларчик открывается просто. Он был одноклассником и детским товарищем Кирилла Леонтовича и именно к нему приходил в лабораторию (М1). Приводил туда и некоторых своих друзей и делился с ними знаниями, полученными от ее сотрудников. Так что именно из лаборатории КГБ растут корни представлений тестя, его друзей, Кердимуна и остальных участников мамлеевского кружка об оккультных науках и системе Гурджиева-Успенского.

Это же мне подтвердил – прошамкал – Юрий Витальевич Мамлеев, когда я в юношестве как-то раз провожал его до дома. Он жил, если мне память не изменяет, где-то в районе метро проспект Вернадского, а я на «Университете», так что крюк был небольшой. По пути я поделился с ним своими изысканиями той поры и получил желанный комментарий.

Максимов в последние годы был буддийским монахом в монастыре в Корее, потом вернулся в Россию и вскоре умер. Тестя моего унесла недавняя волна эпидемии. Кирилла Леонтовича тоже не стало. Как сотрудники лаборатории, так и участники первых гурджиевских кружков уходят один за другим. Не знаю, был ли хоть кто-то, работающий в жанре oral history, ходящий с диктофоном и записывающий их рассказы о тех славных 50-60-70-х… На поверхность интернета выплывали лишь отрывочные вершки и легенды, призванные скрыть суть учения: поиск кладов, психоделики, мифические маги и йоги или превратно понятые упражнения по вспоминанию себя типа загибания пальцев…