Капитан Фалькас: заметки китайского преподавателя

       Весной 1918 г. мой прадед Николай Ефимович Волков вернулся с Первой мировой, где служил командиром роты. Решив, что отвоевался, ушел в леса. В буквальном смысле – устроился на работу в глуши товарищем лесничего. Прабабушка моя, учительница русского языка Александра Николаевна Жуковская, в войну умерла от тифа. От нее остался малыш – мой будущий дед. Прадед зажил тихой жизнью отшельника и отца-одиночки. Но не тут-то было. Война настигла его вновь. Все бывшие офицеры царской армии были поставлены на учет. 29 июля вышел декрет Совнаркома о призыве офицеров, военных врачей и военных чиновников. Развернулась насильственная мобилизация офицеров и солдат. Она проходила в тяжелых условиях крестьянских мятежей. Население изо всех сил сопротивлялось призыву. Уже через несколько месяцев после возвращения, в октябре 1918 г., прадеда вызвали повесткой в военный комиссариат Красной Армии. 15 октября он прошел медкомиссию, был признан годным к строевой службе. И 21 октября отправлен на фронт,

До операций и после   Каждый год мы отправляем старшекурсников на доучивание в Пензу, в тамошний университет. Прекрасное место, где бывший президент Анголы душ Сантуш нашел жену. Так я напутствую студентов перед отправкой. В этом году, несмотря на известную ситуацию, набрали группу. Есть у нас одна самая прогрессивная студентка. Прогрессивность ее заключается в том, что на занятия она вообще не ходит, а все время делает разные операции по увеличению. Уже увеличила глаза, нос, губы, грудь и боюсь думать, что еще. Сегодня вдруг выясняется, что самолет улетел без нее. Я уже забеспокоился – может, что случилось? И тут она неожиданно является в аудиторию. Кладет передо мной письмо об отказе от полета. «В чем дело?» – спрашиваю. «Колдун», – отвечает, потупя очи и покачивая новыми ресницами длиной с гусиное перо. «Какой еще колдун?» Выясняется, что пару-тройку дней назад, оправившись после очередной операции, она посетила колдуна, и тот нагадал, что лететь в Россию можно только в ноябре.

                 Опять выдались свободные дни, теперь – после тулоу («земляные дома») – поехал в гулоу («барабанные дома») кам-суйского народа дун провинции Гуйчжоу. Если у нас было принято звонить в колокола, то тут били в барабаны. Так что гулоу – это что-то вроде наших колоколен. В деревне Чжаосин, где я остановился, их пять. Все башни сделаны без единого гвоздя, каждая посвящена определенной добродетели: доброжелательности, праведности, мудрости, вежливости и верности. Дуны довольно долго сопротивлялись экспансии ханьцев. В 1853 г. цинское правительство в очередной раз усилило свой гарнизон в этом районе, чтобы подавить революцию тайпинов, и увеличило и без того чрезмерные налоги. В то время в течение нескольких лет происходили стихийные бедствия, поля не давали урожая, поэтому в деревнях закончились продукты. Лу Даюн, старейшина деревни Чжаосин, собрал людей у одной из барабанных башен и предложил составить петицию в префектуру Липин о снижении полевого налога. Однако правительств

                             Побывал в нескольких гуандунских тулоу («земляной дом») – круглых домах-крепостях, построенных мигрантами из народа хакка. В одном таком доме могло жить до 800 человек из одного родового клана. Возводились они в основном в период XII-XX вв., большинство до сих пор обитаемы.   В отличие от многих других жилищ по всему миру, архитектура которых иллюстрирует социальную иерархию, тулоу – это  модель общинного жилья для равных. Все комнаты одинакового размера, из одинакового материала, с одинаковой внешней отделкой, одинаковым стилем окон и дверей. Маленькая семья владела вертикальным отсеком от первого до последнего этажа, в то время как большая семья – двумя или тремя вертикальными отсеками.  Помимо самого здания, многие объекты, такие как колодцы, церемониальный зал, ванные комнаты и оружие всегда были общей собственностью. Даже окружающая земля и сельскохозяйственные угодья, фруктовые деревья и т.д. были общими. Жители тулоу вели совместное хозяйство.   Обще

     Дом, в котором жил Бородин. Я набрел на него в одну из своих прогулок по городу  Не все знают, что правой рукой создателя Китайской Республики Сунь Ятсена был советский революционер Михаил Бородин. Как пишут сами китайцы, Бородин принес в Гуанчжоу глоток свежего воздуха. Его стиль был заразителен для окружающих слушателей. Его слава разнеслась по всему Дальнему Востоку. Революционеры называли его «Лениным» Кантона. Шанхайская концессия заявляла, что он был «красным зверем» «красной столицы». Западные комментаторы говорили, что в Гуандуне он повторяет историю русской революции.  В первые месяцы после смерти Сунь Ятсена Бородин стал главной фигурой во власти в Кантоне. Внешне все решения принимались несколькими лидерами Гоминьдана, но в действительности последнее слово оставалось за Бородиным. Его власть и влияние в Кантоне были в расцвете. Верхние этажи его резиденции были всегда забиты министрами кантонского правительства, членами исполкома ЦК Гоминьдана и китайскими коммунистами;