Прямое действие

 Концептуальный материал китайского коллектива Iyouport о социально-политической ситуации в стране.  Публикую здесь теперь только переводы длинных статей и лонгриды, которые не влезают в пост в телеграме. А так вся основная информация там, в моем канале http://t.me/captain_falkas.

Прямое действие – это просто отказ от посредников и решение проблемы самостоятельно, а не обращение к властям или внешним органам управления. Это значит - не надо делегировать свои права представителю. Многие наши китайские друзья знакомы с популярной шуткой "носить трое часов" (бывший лидер Цзян Цзэминь выдвинул теорию «трех представительств», – партия представляет интересы развития передовых производительных сил, передовой китайской культуры и самых широких слоёв населения – которую пользователи сети высмеяли как «ношение троих часов»), из чего можно предположить, что ряд людей настороженно относятся к государственным учреждениям.

Например, 95-летняя шанхайская бабуля в популярном видео, восстающая против карантинного лагеря и орудующая метлой в сражении с парнем в белом. Это прямое действие на самом базовом уровне. Хотя, как и в любом действии, для победы нужна стратегия. Одной только метлы недостаточно.

В китайском обществе было много заслуживающих внимания прямых действий, хотя небольших и, возможно, недостаточно интерпретируемых, но определенно не "просто петиций", как их изображают в Интернете. Протест "белой бумаги" также не был полностью связан со спорами о противоэпидемической политике, он был противостоянием угнетению и ограничениям, то есть, власти как таковой. Хотя противоэпидемическая политика стала точкой возгорания, она не была отправной точкой.

Водоналивные барьеры и жестяные заборы, установленные в городах в рамках политики "нулевой терпимости", лишь визуализировали относительно невидимые "внутренние границы".

Есть эпидемия или нет, но Китай, как никакая другая страна в мире, сохраняет способность контролировать перемещение своего населения внутри страны – с помощью печально известной политики регистрации домохозяйств, привязывающей предоставление социальных услуг к регионам. Хотя Дэн Сяопин продвигал общенациональный рынок труда, который позволял бы гражданам пользоваться некоторой узкой рыночной свободой в поиске работы по всей стране, социальные гражданские права, включая доступ к субсидируемым государством здравоохранению, образованию, пенсиям и жилью, предоставляются на городском уровне.

Продвижение центральным правительством в последние годы технократической политики жизни, направленной на "распределение" населения в нужном качестве и количестве по сложной социально-пространственной иерархии городов и регионов, стало катализатором углубления описанного выше кошмара. Такая "своевременная урбанизация" представляет собой воплощение фантазии о том, как перетянуть элитные таланты в элитные города и вытеснить так называемые "низшие слои населения" в низкоуровневые места.

Хотя перемещение людей не может быть точно проконтролировано, практическое воздействие на поток трудовых мигрантов в стране заключается в разделении жизненного пространства и рабочего пространства. Около 300 миллионов человек переехали в города в поисках работы, но им отказано в доступе к жизнеобеспечивающей инфраструктуре, такой как жилье и медицинские услуги.

Другими словами, хотя капитал и рабочая сила могут свободно перемещаться внутри Китая, все еще существуют существенные внутренние барьеры, которые ограничивают социальное воспроизводство.

Эти невидимые границы иногда проявляются на физическом плане. Несмотря на запрет на выселение неместных жителей из городов после убийства полицией в 2003 г. мигранта Сунь Чжигана, города продолжают принимать принудительные меры по выселению людей, считающихся "несоответствующими". В частности, бульдозерами сносят неофициальные школы, созданные для детей мигрантов, и даже уничтожают целые сообщества мигрантов.

Самый последний громкий пример принудительного выселения рабочих-мигрантов произошел в 2017 г., когда правительство Пекина использовало трагический пожар как повод для массового выселения и реконструкции рабочих кварталов, в результате чего до 100 000 человек лишились крова. Его окрестили китайской версией "Хрустальной ночи".

Такое принудительное вмешательство возникло в результате диссонанса между национальным рынком труда и региональной организацией социального обеспечения, нарастание которого стимулирует спорадические общественные протесты.

На протяжении всего этого длительного процесса сопротивления происходили прямые действия. Например, в 1990-х годах небольшая группа родителей объединила свои ограниченные ресурсы для организации неофициальных школ, чтобы обеспечить недорогое образование для детей, не имеющих доступа к государственной системе. Некоторые из этих инициатив в форме взаимопомощи продолжают развиваться среди городских учреждений. Хотя эти усилия не обратили вспять тенденцию образовательного и экономического неравенства в Китае, они, по крайней мере, позволили миллионам рабочих-мигрантов и их детей жить в одних и тех же городах.

Репрессии также никогда не прекращались. В Пекине в период с 2010 по 2018 год было снесено не менее 76 школ для детей мигрантов. Снос школ часто вызывает конфронтацию и коллективные действия, начиная от подачи петиций правительственным чиновникам и заканчивая перекрытием дорог во время демонстраций или даже более радикальными действиями, такими как самосожжение. Этим протестам часто удавалось остановить планы сноса домов и обеспечить детям доступ к государственным школам, даже несмотря на продолжающееся отчуждение в богатых мегаполисах Китая.

Знаковым моментом стала осень 2017 г., когда сообщества мигрантов (так называемые "низшие слои населения") протестовали против сноса неформального жилья в Пекине. Это сопротивление вызвало не только широкое сочувствие среди горожан, но и значительную межклассовую солидарность. Пекинцы из всех слоев общества объединились в сети взаимопомощи, чтобы предоставить временное жилье, одежду и еду десяткам тысяч лишенцев. Ведущие ученые подписали открытое письмо с осуждением сноса. Письмо являлось весьма рискованным и символическим в контексте значительного сокращения академических свобод при Си Цзиньпине. Некоторые компании, зависящие от рабочих-мигрантов, поспешили организовать временное жилье, что тоже важно, хотя и не альтруистично. Почти за одну ночь сформировалась широкая коалиция, чтобы противостоять городу/государству, обладающему политическим механизмом для реорганизации жизни народа по своему усмотрению.

В течение следующих нескольких лет борьба мигрантов за сближение работы и жизни начала обостряться.

С  начала блокады Уханя многое стало известно о системе управления населением страны. Успех локдауна как "противоэпидемической" меры нельзя приписать всемогущему централизованному государству; напротив, именно некомпетентность и неразумность государства позволили вирусу поначалу распространиться. Вместо него на ранних стадиях вспышки в действие вступили тесные сети взаимопомощи, которые обеспечили поток товаров первой необходимости из регионов в город, что позволило большинству людей оставаться дома. Хотя государство в конечном итоге взяло на себя обязательство искоренить вирус, ключом к успеху в Ухане стало сочетание государственной координации и инициатив снизу вверх.

На самом общем уровне пандемия увеличила разрыв в мобильности между капиталом и товарами, а также между трудом и людьми. Хотя в результате пандемии глобальная миграция и международные поездки заметно сократились, в 2021 г. объем мировой торговли достиг нового рекорда – 28,5 трлн долларов США. В 2021 г. объем торговли Китая с США вырос на 25%, а положительное сальдо мировой торговли достигло рекордного уровня – 676,6 млрд долларов. В то же время Китай ввел радикально новые меры контроля за передвижением людей, как на международном, так и на внутреннем уровне.

Ключевое различие между Уханем и Шанхаем заключается в том, что во время недавнего локдауна государство настаивало на том, чтобы люди продолжали работать. Сложно пытаться сохранить поток капитала при одновременном дисбалансе трудовой силы, но шанхайские власти были готовы попробовать. Они использовали подход зимних Олимпийских игр 2022 г. в Пекине: стратегия заключается в том, чтобы сделать объекты максимально герметичными, впускать только предметы первой необходимости, такие как продукты питания и медикаменты, не позволяя при этом почти всем покидать пределы блокады. Эта стратегия, известная как "замкнутый цикл", позволяет капиталу циркулировать, сводя мобильность людей к абсолютному минимуму.

К тому времени, когда весной этого года в Шанхае ввели локдаун, стало ясно, что логика замкнутого цикла просочилась за пределы Олимпийской деревни в более широкие слои общества. 11 апреля правительство Шанхая опубликовало "белый список" из 666 компаний, которые могли возобновить работу в условиях более широкого локдауна (в мае к ним добавились еще 342 компании). В их число входили гигафабрика Tesla и Quanta Computer, один из важнейших сборщиков Apple. Так называемое управление по замкнутому циклу требует, чтобы зашедшие на фабрику рабочие оставались там – ели, спали и работали только в пределах фабрики. Когда работники попадают в замкнутый цикл, они не имеют возможности узнать, когда им разрешат уйти.

Между тем, система работы на дому, которую испытали "белые воротнички", по сути, представляет собой замкнутый цикл, организованный на уровне семьи. Начиная с марта, различные сообщества столкнулись с разной степенью блокировки, а в самых крайних случаях люди были изолированы в своих квартирах. Продовольствие поступало по государственным каналам, так называемым "коллективным закупкам", или через онлайновые службы доставки. Выход за пределы домашнего замкнутого цикла строго контролировался и требовал официального разрешения. Некоторые деятельные чиновники также построили настоящие стены перед выходами из квартир, чтобы препятствовать передвижению жителей. Горожане, многие из которых состоятельны, столкнулись с нехваткой продовольствия и испытали беспокойство, поскольку их уведомили, что они должны продолжать работать, ухаживать за детьми и заниматься другими видами труда, живя фактически под домашним арестом.

Жизнь на работе и работа дома наложились на пространство производства и социального воспроизводства, что имело пагубные последствия. Многие жители Шанхая из бедноты и рабочего класса не вписывались в этот замкнутый цикл. Они живут в основном в неформальном жилье и работают неофициально. У многих единственный способ получить жилье на дорогом рынке недвижимости Шанхая, это жить в переделанных в ночлежки квартирах, где количество жильцов часто превышает установленное законом. Другие проживают в самостоятельно построенных домах, не имеющих юридического статуса. На этих людей, живущих вне юрисдикции государства, часто не распределялось достаточного количества продуктов во время карантина, в результате чего им приходилось покупать еду самостоятельно, сталкиваясь с ценовыми махинациями. Проблема покупки продуктов питания по рыночным ценам усугублялась тем, что профессии этих людей – строительные рабочие, повара и официанты, домработницы и секс-работники – часто подразумевают, что во время карантина у них практически не было дохода. Большинство этих рабочих также были мигрантами из сельской местности в город, которым во время блокады не позволили покинуть Шанхай и вернуться в родные города. Результатом стала угроза самому выживанию, нависшая над огромным низшим классом этого мегаполиса.

Люди понимали, что эти меры больше не служат общественному благу, что от них просто требуется в замкнутом цикле продолжать работу на капитал – дома, в офисах или на заводах.

Героическое сопротивление шанхайцев началось в мае. Тогда оно вспыхнуло в Quanta Computer, поставщике Apple. Люди, заблокированные в своем кондоминиуме, кричали и пели с балконов, утешая друг друга и тем самым проявляя солидарность. Число просмотров видео "Голос апреля", отражающего трагическое положение заблокированных людей, превысило 400 миллионов. Бесчисленное количество людей продолжали ретвитить и копировать его, прорываясь через мощную цензурную блокировку в Китае. И снова гнев объединил людей.

Сопротивление и прямые действия происходили и за пределами так называемого "замкнутого цикла", как в случае с голодными бунтами в пригородах Шанхая, где многие рабочие-мигранты, проживающие в неформальном жилье, неделями не получали ни доходов, ни государственного снабжения. По крайней мере, в одном случае люди захватили машину с овощами и вывалили ее содержимое собравшейся толпе.

Внимание медиа было направлено на полемику по поводу противоэпидемической политики и игнорирование общего контекста борьбы, что помогло ослабить влияние сопротивления на систему.

На первый взгляд кажется, что эта борьба направлена на локдаун, но она тесно связана с насилием власти, которая маргинализовала мигрантов в течение многих лет до пандемии. До появления COVID-19 сельские мигранты приезжали в города в поисках наемного труда как средства выживания, поскольку сельская местность уже не могла удовлетворить их потребности. Но учитывая китайскую систему прописки, усилия по перемещению социального воспроизводства в города наталкиваются на постоянные препятствия и выселения. В результате общины мигрантов стараются построить свой маленький мир, включая школы и жилье, относительно недалеко от мест работы. Локдаун в Шанхае представляет собой пространственную реверсию, выражая при этом ту же политическую логику. Так называемый замкнутый цикл не отсекает рабочее пространство от жизненного, а скорее накладывает их друг на друга таким образом, что все процессы воспроизводства должны происходить на рабочем месте. Относительная близость работы и жизни не означает, что эти два фактора должны находиться в пределах одних границ. Замкнутый цикл отрезает работников от любой значимой социальной жизни и сводит их жизнь к голому труду. Но рабочие сопротивляются таким попыткам установить диктаторский контроль над физической активностью. Люди – это не только рабочая сила для своих боссов.

Затем последовал Чжэнчжоу. В этой столице провинции Хэнань расположен крупнейший в мире завод по сборке iPhone, принадлежащий компании Foxconn, на котором занято более 200 000 работников. Завод имеет огромное значение для региональной экономики: на его продукцию приходится ошеломительная цифра – 60% экспорта всей провинции. После вспышки эпидемии в городе и на самом заводе компания Foxconn внедрила замкнутый цикл управления, а рабочим было запрещено покидать завод. Как и в Шанхае, правительство и работодатели не могли допустить возникновения проблем на ключевом узле производственной сети самой дорогой в мире компании, даже когда во всем городе был локдаун.

Источники сообщают, что карантин на месте управлялся настолько плохо, что больные люди не получали адекватного ухода или даже достаточного количества пищи. Рабочие были встревожены и рассержены, как весной в шанхайской компании Quanta, и устремились к заблокированным выходам. Сотни, если не тысячи, рабочих перепрыгивали через стену и бежали в свои родные города. Поскольку автобусы и другие виды транспорта в условиях региональной блокады отсутствовали, беглецам Foxconn приходилось совершать длительные переходы по дорогам и полям. Это массовое дезертирство заставило Foxconn смириться и разрешить работникам уехать, а в некоторых случаях местные чиновники в родных городах работников организовывали автобусные перевозки.

Это еще раз подчеркивает антиутопический импульс рабочих, отказывающихся свернуть нормальную человеческую деятельность в условиях ускоренной циркуляции капитала. Хотя по возвращении в сельскую местность их могла ожидать повсеместная нищета, эти беглецы, по крайней мере, гарантировали себе достоинство и личную автономию.

Китайская система управления населением уникальна как по силе системы регистрации домохозяйств, так и по тому, что большинство подчиненного населения составляют граждане доминирующей этнической группы государства. Как мы уже подчеркивали, китайское государство, опираясь на колониальные и расистские условия в таких регионах, как Синьцзян и Тибет, использовало их в качестве полигона для оттачивания многих практик социального контроля – эти средства репрессий, методы массового наблюдения и стратегии политического контроля жизни все чаще применяются во внутренних мегаполисах. Однако даже в этом случае мы видим непреодолимую потребность в праве на передвижение, на создание прочных сообществ и основных процессов социального воспроизводства, на существование не только в качестве работника или потребителя, но и в качестве гражданина.

Упорную борьбу китайцев за то, чтобы жизнь и работа стали относительно благополучными, следует рассматривать в контексте более широкого глобального сопротивления капиталистической системе границ. Все большее число активистов и ученых показывают, что границы действуют как техника пространственного контроля для поддержания расистской системы эксплуатации и угнетения. Передвижение определенных людей контролируется для поддержания глобальных отношений господства. США и ЕС экспортируют контроль над людским потоком, делегируя патрулирование границ странам глобального Юга, а также интернализируют границы посредством различных форм полицейского контроля, наблюдения, тюремного заключения и официальных схем привлечения гастарбайтеров. В любом случае, растущая потребность в устранении границ основана на убеждении, что люди должны иметь возможность свободно передвигаться и обладать политическими и социальными правами, позволяющими им процветать в любом пространстве, которое они могут занимать. Стремления и борьба китайских повстанцев тесно связаны с логикой отмены границ и борьбой рабочих-мигрантов и бесправных людей по всему миру за выход из замкнутого круга капитала.